Что делят фламандцы и валлоны? Противоречия между валлонами и фламандцами в бельгии Страна в которой проживают фламандцы и валлоны.

От Цезаря до... Наполеона

Как ни покажется невероятным на пространстве Европы XXI века, но истоки данного конфликта уходят еще во времена Римской империи, граница которой и проходила по Рейну. Франкоязычные валлоны - это потомки романского населения, они сконцентрированы в южной части страны. А север нынешней Бельгии - Фландрия - область компактного расселения германоязычных фламандцев, в которых когда-то влили свою кровь и кельтские племена.

После краха «объединителя Европы XIX века» Наполеона коалиция его победителей задумалась над переустройством владений бывшей Французской империи, и тогда-то подлинная жемчужина Бургундского королевства - Бельгия - стала независимой. Фламандцев и валлонов объединили в одной стране, не имея, естественно, какого-то «потустороннего» умысла. Почти все государства Европы в ту пору были многонациональными, и этому не придавалось решающего значения.

На момент приобретения независимости (200-летие которой Бельгия будет вскоре отмечать) единственным государственным языком был объявлен французский, хотя и тогда, как и сейчас, численность фламандцев намного превышает таковую у валлонов. Французский язык употреблялся повсеместно, став важным инструментом карьерного роста, в то время как фламандский оказался «придавленным», несмотря на то, что его считало родным почти 60% населения.

Любое усиление французского влияния во Фландрии уже в те времена воспринималось местным населением весьма обостренно. В анналах истории осталась даже некая Брюггская заутреня, когда плохое знание франкофонами фламандского языка в буквальном смысле стоило им жизни. Естественной реакцией на языковой «перекос» стало возникновение фламандского культурного движения, требовавшего равенства двух языков. К слову, это случилось в тот год, когда Карл Маркс и Фридрих Энгельс принялись за написание своего манифеста.

Прошло однако полвека, прежде чем в Бельгии был принят закон, подтверждающий принцип двуязычия (но отнюдь не равенство языков!). Затем минули еще десятилетия, прежде чем были ратифицированы законы, устанавливающие равенство фламандского и французского. И лишь в Конституции 1963 года двуязычие было закреплено официально. Исходя из этого реформирована политическая система страны.

Тем временем к собственно языковому вопросу добавились экономические, политические и этнокультурные аспекты, которые усилили поляризацию между общинами. Составляющие конфликта на сегодня столь тесно переплетены между собой, что противоречия проявляются практически во всех сферах жизни.

Борьба длиной в два века

Именем «Фландрия» назвал недавно свой фильм о жизни современной Франции режиссер Брюно Дюмон (заслуженно отмеченный Гран-при Каннского кинофестиваля и Золотой пальмовой ветвью). А почему, собственно, картина названа «Фландрия», а не «Бургундия», «Нормандия», «Шампань» или «Прованс»? Да потому, что историческая Фландрия расположена не только в Бельгии. В средние века Фландрия была единым графством. Но ветры истории разметали ее былое территориальное единство: сегодня есть Фландрия бельгийская, голландская и даже французская! Наш разговор о первой.

После обретения Бельгией независимости вперед ушла Валлония, развивавшаяся быстрыми темпами за счет угольной и металлургической промышленности. Однако во времена высокотехнологичных отраслей она уступила пальму первенства Фландрии. Если до Второй мировой войны Валлония фактически «кормила» Фландрию, обеспечивая львиную долю национального продукта страны, то теперь север и юг поменялись местами. Фландрия превратилась в локомотив бельгийской экономики, а Валлонию захлестнула волна безработицы.

После войны произошел «демографический бум рождаемости» на севере, еще более увеличивший долю фламандцев в структуре населения Бельгии. Зримо усилился фламандский сегмент и в целом в хозяйственном комплексе страны. Валовый региональный продукт на душу населения во Фландрии на сегодня практически в полтора раза выше валлонского. А в сравнении городов - фламандский Антверпен и валлонской Тюэн - в три раза!

Фландрия заметно благополучнее Валлонии по всем показателям. В первую очередь по уровню реальных доходов на душу населения: здесь разрыв между фламандскими и валлонскими районами достигает почти 1,5 раза. В качестве индикатора неравномерности социального развития севера и юга Бельгии выступает также и показатель средней ожидаемой продолжительности жизни. Во Фландрии он заметно выше, чем в Валлонии, как у мужчин, так и у женщин.

«Лувенский конфликт»

Он потряс Бельгию почти полвека назад и уже тогда едва не привел к распаду страны. Причиной этого конфликта стала неспособность договориться, на каком языке должно вестись преподавание в Лувенском университете. Конфликт удалось остановить только с помощью последовавших реформ. Была проведена первая в истории Бельгии ревизия ее Конституции: Бельгия стала федеративным государством, состоящим из сообществ и регионов. Было законодательно закреплено существование в стране трех общин: фламандской, франкофонной и германоязычной, и все три языка - французский, нидерландский и немецкий - стали государственными.

Были конституционно закреплены и три региона: Валлония, Фландрия и Брюссель. Из членов единого на тот момент национального парламента созданы региональные ассамблеи. Общины получили широкие культурные права. Однако ошибкой стало то, что границы регионов не были тогда четко определены. Понятно было желание политиков не будоражить ситуацию. Но проблема с годами сама по себе не «рассосалась», а даже усугубилась. К тому же декларированные права регионов в экономической сфере оказались не такими существенными, как ожидалось, и лидерство Фландрии, уже состоявшееся в области экономики, не было закреплено в политической области. Через десяток лет Конституцию вынужденно пересмотрели вновь. Фландрия и Валлония получили наконец статус автономий. Однако в реальности финансовые и законодательные полномочия регионов были расширены незначительно: центральная власть посчитала правильным оставить в своих руках основные рычаги управления.

Кто отрыл «топор войны»?

Недавно в Бельгии вновь разразился политический кризис, который сотряс всю страну. Он был вызван итогами общенациональных парламентских выборов, в результате которых победу одержала Христианско-демократическая и фламандская партия во главе с Ивом Летермом - одним из наиболее последовательных и влиятельных националистов. Причиной кризиса стало стремление этой партии к дальнейшей автономизации Фландрии, и в первую очередь - уменьшению ее отчислений в федеральный бюджет и расширению языковых границ фламандского сообщества. Подобные устремления были негативно встречены не только представителями валлонских политических сил, но и общегосударственных структур.

Среди первичных сторон конфликта были фламандское и валлонское националистические движения. Первые, вдохновляемые идеями культурно-исторического и политического реванша (правая партия «Фламандский интерес»), утвердив себя в качестве монопольно доминирующей силы во Фландрии и преобразовав под себя ее политическое и культурное пространство, активно продвигают антиваллонские и сепаратистские идеи в масштабах всей Бельгии. Именно их лидеру Иву Летерму принадлежит высказывание: «Бельгия - это не страна, а историческое недоразумение». А руководитель другой праворадикальной партии Vlaams Block («Фламандский блок») Филипп Девинтер заявил буквально, что «Король, пиво и шоколад» - это плохой фундамент для национального единства.

Фламандским националистам противостоит движение франкофонов Бельгии, ведущая партия которого - Демократический фронт франкофонов. Как отмечают аналитики, оно заметно уступает своим конкурентам в политической силе и пассионарности и не в состоянии выдвинуть и противопоставить экспансивному фламандскому национализму ясную стратегию как общебельгийского строительства, так и защиты культуры, языка и идентичности франкофонов.

О сути взаимных претензий

В целях большего понимания глубины проблем выделим основные «опорные моменты» в точках зрения обеих сторон конфликта.

Недовольные продолжающейся «галлизацией» этой части Фламандского Брабанта фламандцы считают, что надо распустить двуязычный избирательный округ Брюссель-Халле-Вилворде; отменить на уровне правительства языковые льготы для франкофонов в Брюссельской периферии (и особенно 6 ее коммун, где благодаря этим льготам доля франкофонов выросла с 30% до 80%); необходимо остановить продолжающийся рост Брюсселя, поглощающего новые территории Фландрии; не решать проблему высокой безработицы в Валлонии (она в три раза выше по сравнению с Фландрией) за счет субсидирования населением последней социального сектора первой.

К этому аналитики добавляют также и традиционное нежелание франкофонов изучать нидерландский язык, а тем более фламандские его диалекты. А также явные социалистические пристрастия в современной валлонской среде; традиционно более дружелюбное отношение валлонцев к иммигрантам, большинство из которых выходцы из (частично) франкоязычных стран той же Африки. В ряд серьезных проблем встала даже территориальная принадлежность некоторых приграничных коммун.

Высказывая свою точку зрения на конфликт, валлоны со своей стороны «педалируют» тему притеснения франкофонов и полного запрета на применение французского языка в образовательной системе Фландрии; отмену вопроса о языке в переписях; требование вечного сохранения языковых льгот в имеющих их коммунах; требования, как выражаются сами валлоны, снятия фламандским правительством «территориальной и языковой блокады Брюсселя». Валлоны со своей стороны выдвигают все ту же проблему территориальной принадлежности ряда приграничных коммун.

Для понимания особенностей внутрибельгийских проблем следует отметить, что в этом государстве существует на сегодня параллельно не только двойная система административного деления, но и строго регламентировано использование языков в официальных ситуациях: ни один из них не обладает официальным статусом на всей территории страны. В виду реального двуязычия даже названия некоторых населенных пунктов и других географических объектов имеют в современной Бельгии по два варианта: по-фламандски города звучат как Bergen, Namen, Oudeaarde, Gent и Antwerpen, а по-валлонски - Mons, Namur, Audenarde, Gand и Anvers. (Для полноты картины следует также добавить, что на востоке Бельгии есть еще и частично германоязычная провинция Льеж, и на сегодня здесь фактически присутствует третье языковое сообщество).

Именно попытка разделения двуязычного избирательного округа Брюссель-Халле-Вилворде и привела к политическому кризису. Ситуацию наглядно характеризовал тот факт, что бельгийские букмекеры делали даже ставки на то, сколько недель продержится очередное правительство. Невольно Бельгия поставила европейский антирекорд: пять месяцев страна жила вообще без правительства!

Куда идет Сообщество

Согласно данным социологического опроса, проведенного институтом Tell me more, на результаты которого активно ссылаются западные СМИ, две трети фламандцев не хотят больше видеть Брюссель столицей своего округа и языкового сообщества. Активно обсуждается даже вопрос о переносе столицы Фландрии из Брюсселя в один из «чисто фламандских городов». Предпочтение отдается северному Антверпену. За него высказываются девять фламандцев из десяти.

В то же время, подчеркивают аналитики, особенностью многолетнего противостоя-ния сторон является то, что, несмотря на возникающие спорадически кризисные ситуации, внутрибельгийский конфликт не приобретал насильственной формы, и представители обоих его полюсов делают акцент на мирное решение проблемы. К счастью, это действительно так.

Некоторые западные ученые, исследующие конфликт, вообще считают, что возможный распад Бельгии приведет к усилению национально-культурных идентичностей на пространстве Евросоюза в ущерб национально-государственным. И это станет естественным результатом развития ЕС и поощряемой им политики регионализации. Поскольку усиление центральной власти в Евросоюзе происходит за счет параллельного ослабления национальных государств, вплоть до их распада и дробления, как видно на примере Бельгии.

Некоторые исследователи напротив рассматривают фламандско-валлонские трения не только как конфликт, но и как... возможный стимул развития страны. Показательно, что именно так названа одна недавняя неординарная статья в западной печати под заголовком «Фламандско-валлонские отношения: конфликт или стимул развития Бельгии?».

С другой стороны, предполагаемый распад Бельгии может устроить далеко не все страны Евросоюза, многие из которых сталкиваются с проблемами этнического национализма. Те же Испания, Велико-британия и Франция вряд ли будут рады новому примеру самоопределения регионов. Особенно после косовского прецедента. Если вспомнить, что само объединение Европы шло по образцу Бельгии, то бельгийский раскол тем сильнее ударит по имиджу Евросоюза.

Европейские аналитики не исключают вероятность вовлечения в бельгийский конфликт и соседних государств. В частности, для Германии при возможном решении валлоно-фламандского противостояния, встанет вопрос о статусе немецкоязычных земель Бельгии (которые до Первой мировой войны находились в составе Германии). Сейчас эти регионы входят в состав Валлонского административного округа, но бельгийские немцы имеют свое сообщество, у которого есть собственные парламент и министерство. Теоретически, как пишут западные СМИ, данная область может стать еще одним «карликовым государством» Европы. А вполне возможно, и поставит вопрос о воссоединении с Германией - как бы ни звучало сегодня подобное невероятно. И хоть ФРГ после слияния с ГДР обязалась, согласно условиям известного договора, «не расширяться», кардинальное изменение ситуации на внутренних границах государств Европы не может оставить ее безучастной к судьбам немцев «за Рейном».

В конфликт могут быть вовлечены Нидерланды, поскольку (как показывают исследования) жители ряда их южных городов, и в том числе Роттердама, чувствуют себя ближе «к фламандскому населению Антверпена, чем к голландцам Амстердама». А посему, по мнению евроаналитиков, нельзя исключать, что гипотетическое провозглашение независимости бельгийской Фландрией не вызовет всплеск фламандского сепаратизма в соседних Нидерландах.

Вполне могут быть оправданы и интересы Франции, ведь Валлонский административный округ Бельгии включает в себя пять франкоязычных провинций. С упадком угольной и металлургической промышленности он давно превратился в дотационный регион, основной статьей доходов которого является туризм в знаменитых Арденнах и исторических городах. Отнюдь нельзя исключать, что в Валлонии может появиться движение за воссоединение с Францией, которого так опасались бельгийские политики еще XIX века.

Как видим, от решения валлоно-фламандского конфликта действительно зависит не только судьба Бельгии как государства, но и стабильность «европейского организма» в целом.

Пожелаем бельгийцам удачи!

Бельгия - королевство, давшее Евросоюзу его столицу. Согласно международной статистике, это наиболее урбанизированное государство Европы, не считая так называемых «карликовых». Бельгия - характерный пример малой высокоразвитой европейской страны и одновременно уникальное государство в рамках ЕС. Благодаря своему центральному положению в Европе, а также опыту сочетания двух ключевых европейских культур - романской и германской, страна занимает особое положение в системе европейской интеграции.

Брюсселю принадлежит одна из лидирующих позиций в развитии и распространении общеевропейского менталитета.

Но в то же время Бельгия - единственное федеративное государство Западной Европы со столь острыми этнополитическими и территориальными проблемами. Небольшая страна превратилась в своего рода «опытную лабораторию» ЕС, и пути решения многих ее проблем могут стать эталоном общей европейской стратегии.

На самом деле основная подоплека фламандско-валлонского конфликта заключается вовсе не в том, на каком языке следует разговаривать и писать официальные документы. Корневая проблема, по крайней мере, по мнению фламандцев, это ущемление прав жителей промышленного севера страны, населенного именно фламандской группой. Фламандцы требуют большего финансирования своих областей и больших прав на самоопределение.

Главная опасность разразившегося кризиса заключалась в том, что если бы фламандские националисты «продавили» раздел центрального округа, это была бы первая в истории страны «силовая» акция по размежеванию валлонов и фламандцев. Подобной, по словам западной прессы, «враждебности к своим соседям фламандцы еще никогда не проявляли, так что распад округа Брюссель-Халле-Вилворде мог стать прецедентом для распада всей страны».

«Спасителем Бельгии», как по праву назвала его западная печать, стал фламандец Херман ван Ромпёй - банкир, доктор наук, федералист и опытный переговорщик. Его правление в качестве премьер-министра не продолжалось и года, но мудрому политику удалось «довернуть» штурвал корабля «Бельгия» и вывести его на более безопас-ный курс. Ситуация внешне замирилась. Причиной многие считают экономичес-кий кризис, переключивший внимание на другие насущные сферы. «Фламандцы и валлоны, - как пишет европейская печать, - впечатленные реальной опасностью для собственных кошельков, позабыли о мнимой опасности для собственных национальных амбиций». Однако с ослаблением финансового кризиса стороны вновь вспомнили о своих постоянных распрях и занялись обвинениями в адрес друг друга.

Дальнейшее развитие фламандско-валлонского конфликта сдерживают такие факторы, как особая «миротворческая» роль Бельгии в ЕС, «монархический федерализм», образ Брюсселя как столицы страны и де-факто Европейского союза. Однако призрак сепаратизма все сильнее бродит по Фландрии и Валлонии. Фламандские националисты ясно дали понять, что «если получит пропуск в Евросоюз и НАТО Шотландия, то они станут следующими в очереди на обретение государственной независимости».

Вместо послесловия

Европа имеет длительную историю сепаратизма. Однако, размышляя о системных этнополитических конфликтах современности, правомерно констатировать, что глубинная суть происходящего на пространстве Евросоюза наших дней не есть «старый национализм» в бытовом его проявлении. Это процесс уже другого цивилизационного уровня, который зиждется на фундаменте национальной идентичности.

Вне сомнения, все это побуждает страны «старой Европы» сделать соответствующие выводы...

Анатолий ЕГОРОВ, специально для «Казахстанской правды»,
коллаж Натальи ЛЯЛИКОВОЙ
Греция

Бельгия 6 ноября побила собственный рекорд по "безвластию": почти за пять месяцев, прошедших с парламентских выборов 10 июня, в стране так и удалось сформировать правительство. Предыдущее достижение принадлежит 1988 году, когда на формирование правительства понадобилось 148 дней. Затяжные правительственные кризисы для бельгийцев не внове. Да и "безвластие" не назовешь полным. Во-первых, остается монарх Альберт II, который по конституции является символом политического единства и осуществляет, правда ограниченно, исполнительную власть. Во-вторых, остается предыдущее правительство, которое будет работать, пока не создадут новое. Наконец, на выборах был сформирован парламент и все законодатели на своем посту.

Тем не менее сложившаяся ситуация вызывает у наблюдателей некоторые и порой весьма серьезные опасения. В культурном и языковом отношении Бельгия поделена надвое: одну часть населения составляют фламандцы, говорящие на нидерландском языке, другую - франкоговорящие валлоны. Вся история государства связана с отношениями между валлонами и фламандцами. В 1830 году фламандцы и валлоны вместе боролись за независимость от Королевства Нидерландов, что в итоге и привело к созданию Королевства Бельгии в 1831 году. В 2007 году все сменилось с точностью до наоборот, отношения между двумя группами стали настолько напряженными, что могут привести к расколу страны.

Внутриполитическое устройство Бельгии, начиная со дня основания государства до наших дней, постепенно эволюционировало к тому, чтобы соблюсти паритет между интересами двух групп населения. Хотя с другой стороны, не тех же основаниях можно сказать, что история Бельгии - это история противостояния валлонов и фламандцев, которое, несмотря на все компромиссы все еще продолжается. К примеру, в XIX веке в стране было сильно французское влияние, и соответственно франкоговорящие валлоны приобрели доминирующее положение. Французский язык стал государственным, а фламандцев оттеснили на задний план. Положение исправилось только в 30-х годах XX века.

По конституции король назначает главу партии, победившей на парламентских выборах, премьер-министром, премьер формирует правительство, куда входят семь министров, говорящих по-французски, и семь министров, говорящих на нидерландском языке. Парламент также избирается с учетом равноправного представительства фламандского и валлонского населения. Административное устройство соответствует этническому составу. Бельгия делится на три региона: Фландрию на севере, Валлонию на юге и Брюссель. Во Фландрии проживает 58 процентов бельгийцев, говорящих на нидерландском языке; в Валлонии 33 процента, в основном франкофоны, а Брюссель является двуязычным.

Однако некоторые политические силы в Бельгии подобный паритет не устраивает. В первую очередь речь идет о фламандских националистах, и тех фламандских политиках, которые считают, что Фландрия должна пользоваться большими преимуществами. Националисты, как водится, обеспокоены сохранением и развитием национальной идентичности, а умеренные политики националистического толка указывают на возросшую экономическую роль Фландрии по сравнению с "отсталой" Валлонией, которая живет на чужие деньги. Они настаивают на разделении сферы финансовой и политической компетенции регионов, что означает превращение федерации в конфедерацию.

На парламентских выборах июня 2007 года фламандские партии получили большинство мест в обеих палатах парламента. Самой многочисленной стала фламандская Партия христианских демократов, возглавляемая Ивом Летермом, которая как раз и выступает за большую автономию регионов и переход к конфедеративному устройству. Король Альберт II поручил Летерму формирование коалиционного правительства. Это, однако, оказалось практически невозможным, так как стороны выдвигали взаимоисключающие требования: Фландрия - большой автономии и конфедерации, валлонские политики, со своей стороны, настаивали на сильном федеральном государстве, гарантирующем благосостояние всех граждан не зависимо от "доходности" их региона.

Однако эта невозможность договориться вместо того, чтобы подвигнуть стороны на уступки, только разожгла страсти. 10 сентября ультраправая фламандская партия "Фламандский интерес" (Vlaams Belang), попыталась провести через региональный парламент закон о проведении референдума во Фландрии об отделении от Бельгии. Особенную остроту конфликт принял Брюсселе.

Помимо столицы Бельгии, Брюссель является еще и столицей Фландрии, но при этом большинство населения говорит на французском. В пригородах Брюсселя, в частности в Bruxelles-Hal-Vilvorde, опять-таки проживает большинство франкофонов. Они стремятся к тому, чтобы на них был распространен статус Брюсселя, который является двуязычным. Со своей стороны, разогретые политическим кризисом фламандцы, воспринимают это как плевок в свой адрес, как нежелание интегрироваться во фламандское общество, как франкоязычное высокомерие. Конфликт очень быстро вышел на бытовой уровень: на указателях, вывесках, где названия дублировались на двух языках, французский вариант старательно замазывался.

Все это происходит в стране, население которой в 2003 году составляло 10,3 миллиона жителей. Однако парадоксальность сложившейся ситуации еще и в том, что Брюссель является столицей объединенной Европы, а сама Бельгия долгое время была примером европейской интеграции. Раскол Бельгии может вызвать не только усиление сепаратистских настроений на национальной почве. Бельгийский пример опасен тем, считает экономист Анри Карпон (Henri Capron), что ставит под вопрос ни много ни мало всю социально-экономическую структуру Европы. Вслед за Фландрией другие богатые регионы Европы: такие как Бавария, Шотландия, Каталония, Каринтия могут задуматься о "национальной" принадлежности своих денег и принять меры, чтобы не отдавать их бедным чужакам по соседству.

Между прочим, в 2005 году проект общеевропейской конституции провалился именно потому, что многие посчитали, что это будет слишком рыночная и либеральная Европа, Европа для богатых и очень богатых, а социальная защита граждан отдельных государств будет принесена в жертву этому объединению.

На вопрос чем валлоны отличаются от фламандцев? заданный автором )) лучший ответ это Валлоны - народ в Бельгии, населяющий южные провинции страны.
Валлоны - романский народ, родственный французам, населяющий отчасти французские департаменты. Они происходят от древних галльских бельгов, смешавшихся с римскими элементами.
Это народ среднего роста, крепко сложенный, с темными волосами и темными глазами, превосходящий подвижностью, ловкостью и проворством своих фламандских, а выносливостью и трудолюбием - своих французских соседей
В культуре и быте валлонов много общего с северо-восточными группами французов. В сельской местности преобладает тип дома с замкнутым двором, когда жилище и хозяйственные постройки образуют прямоугольник, внутри которого расположен небольшой, обычно вымощенный булыжником двор. Старые постройки большей частью каркасные (в Арденнах - каменные) ; распространены 1-2-этажные кирпичные дома, по стенам которых пропущены полоски белого кирпича, сделаны белые каменные наличники и дверные проёмы. На крышах домов нередки металлические флюгеры, обычно с изображением петуха. В интерьере традиционен камин с тёмным кафелем, постели расположены в стенных нишах. Характерно обилие декоративной посуды.
Традиционная одежда у женщин - узкая длинная полосатая юбка, тёмный фартук, перекрещивающаяся на груди косынка, на голове - широкополая шляпка или небольшой платок. Многие валлоны, как и французы, носят берет и длинную рабочую блузу навыпуск, преимущественно синего цвета.
Основная традиционная пища - картофельные, овощные и крупяные блюда; рыба употребляется чаще, чем мясо. Традиционные напитки - кофе, молоко, пиво.
Валлоны большую часть свободного времени проводят вне дома; праздники, семейные торжества и встречи с друзьями принято проводить в кафе и ресторанах. Распространены торжественные шествия во время церковных праздников, карнавалы с песнями, танцами, с участием клоунов-жилей в старинных костюмах и головных уборах, украшенных перьями.
Фламандцы родственны голландцам. Этническую основу фламандцев составили франкские, фризские и саксонские племена.
Традиционные поселения - близко расположенные хутора. Распространённый тип дома - так называемый дом с длинным фронтоном, объединяющий жилые и хозяйственные помещения в одну вытянутую постройку. Встречается также дом с замкнутым двором. В отличие от валлонских, фламандские дома обычно оштукатурены и окрашены в белый, розовый или жёлтый цвета. Характерны деревянные украшения конька крыши в виде лебединых голов. Женская традиционная одежда сходна с голландской: полотняная рубашка с плечиками, полотняная кофта, тёмный корсаж, несколько широких юбок, фартук, длинная кофта с баской, большая одноцветная или клетчатая шаль с бахромой, чёрный шёлковый платок с бахромой (фали) , покрывавший голову и верхнюю часть туловища (напоминает испанскую мантилью) , пышные кружевные чепцы с украшениями из искусственных цветов, бус, лент и кружев. Традиционная пища - овощные и крупяные блюда, солёная рыба, преимущественно сельдь, куриная похлёбка. По праздникам выпекаются пироги, булочки, к каждому празднику - особый сорт печенья в специальных формах, украшенных орнаментом и надписями.
Фламандские семьи более многодетны (по 3-4 и больше детей) и патриархальны, чем валлонские. Взрослые дети обычно живут с родителями. Долго сохранялись остатки общинных отношений: обычаи взаимопомощи, ежегодных общих обедов, должность выборного старшины. В городах сохраняются восходящие к средневековым обществам и братствам гильдии и клубы, устраивающие по праздникам уличные шествия. Самый популярный праздник - кермес (день патрона города, селения) , длится несколько дней и сопровождается ярмарками, состязаниями в стрельбе из лука, факельными шествиями и шествиями с куклами-великанами, изображающими героев народных сказок и легенд.
Какими фламандцы видят валлонов

Ведь чем кажется Бельгия нашему человеку, который никогда там не был? Да практически ничем - так, крошечный клочок земли где-то между Францией и Голландией, страна, смехотворными размерами которой мы почему-то привыкли измерять самих себя: мол, на территории нашей России свободно разместилось бы столько-то тысяч ваших Бельгий! Однако, как известно, размер далеко не всегда имеет значение.

Да, Бельгия маленькая. Не просто маленькая, а одна из самых маленьких стран в Европе, зато здешняя плотность населения - одна из самых плотных на свете. Согласно официальным данным на квадратный километр Бельгии приходится около 350 человек, что представить себе довольно трудно - как же такая толпа может разместиться на одном километре, пусть даже квадратном? На самом деле не очень понятно, как это бельгийские специалисты насчитали у себя такую плотность, ведь практически все маршруты по стране проходят среди обширных и пустынных полей и лугов, на которых, кроме живописных и невероятно холеных коров, не встречается ни души.

Видимо, потому, что почти все бельгийцы - горожане: в сельской местности живет что-то около 3 % 11-миллионного населения страны. Впрочем, несмотря на это в городах особой давки не наблюдается - народу на улицах, конечно, много, но толкутся-то среди достопримечательностей в основном отдыхающие. Продвинутые туристы со всего мира уже давно оценили Бельгию - страну маленькую, но удивительную.

Совсем недавно (по историческим меркам) ее вообще не существовало, по крайней мере, в качестве независимого, самостоятельного государства. Когда-то в здешние края проникли вездесущие кельты, среди которых затесался народец, носивший имя "белги". И когда сюда добрались римляне, они назвали свою новую провинцию Бельгикой. Затем землю захватили франки и внедрили среди местных людей христианство. Ну а потом маленький народ принялся то и дело переходить из рук в руки: побыл он и французским, и испанским, и нидерландским. И только в 1831 году Бельгия заявила о своей независимости от окружающего мира, обзавелась собственным королем Леопольдом I и принялась жить, как все приличные страны того времени. А через полвека, забыв о собственном недавнем подчиненном положении, завела себе колонии в Африке, с которыми благополучно рассталась в 60-х годах прошлого века и о которых теперь напоминает лишь традиционное для Европы число прорвавшихся в бывшую метрополию африканцев, торгующих здесь солнцезащитными очками и совсем настоящим "ролексом" за 20 евро.

Два народа
Знаменитое выражение "одна страна - один народ" не про Бельгию. Главных народов здесь два: валлоны и фламандцы. Первые говорят по-французски (вернее, на диалектах, но на классическом французском тоже умеют), вторые беседуют на голландском (то есть, конечно, на его диалектах, но, если надо, смогут и на правильном нидерландском). В принципе, в каждой бельгийской деревне - свой способ общения, свои словечки и свой говор, так что часто между соседями может случиться легкое взаимонепонимание. Живут валлоны и фламандцы рядом (куда же им деваться на такой территории-то!), но большой любви между ними нет и в помине. А есть довольно сильная антипатия, которой мешает бурно вырваться наружу разве что европейская привычка к толерантности. Впрочем, по-тихому неприязнь выражают все кому не лень: например, во Фландрии народ демонстративно не говорит по-французски, а в Валлонии - по-фламандски. На обоих языках весело щебечет разве что Брюссель - столица, населенная представителями обоих народов. Однако километрах в 30 от этого продвинутого города о существовании языка-конкурента вообще ничего не напоминает, и даже дорожные указатели на нем не дублируются.

Причина столь прохладного друг к другу отношения таится в глубине веков. Когда-то на территории Бельгии главными были франкоговорящие валлоны - у них и власть была, и богатство, так что фламандцы считали себя несчастными и обиженными. От обиды они принялись так усердно трудиться, что в конце концов у них произошел экономический бум, в то время как у расслабившихся валлонов случился экономический спад. Тем временем фламандцы, обрадованные состоянием своих финансов, принялись усердно размножаться, так что теперь их в Бельгии стало несколько больше, чем валлонов, к тому же очень много жителей Фландрии сумели добраться до высоких государственных постов... В общем, теперь обижаться пришлось уже валлонам. Дело дошло до того, что в маленькой мирной стране в 60-х годах XX века начали происходить различные беспорядки, ибо каждый народ искренне считал, что именно он подвергается жестокой дискриминации по национальному признаку. Ситуацию пришлось разруливать, разводя конфликтующие стороны по разным углам: страну поделили на две части, каждая из которых получила личные, говорящие исключительно на титульном языке министерства образования, культуры и экономики. Теперь Бельгия состоит из трех автономных частей: говорящей по-французски Валлонии, предпочитающей фламандский Фландрии и Брюсселя, в котором все перемешалось, так что отнести его к одной из фракций не представляется возможным. К тому же было бы нехорошо отдать столицу в чьи-то руки - второй народ немедленно вознегодует, так что пусть уж Брюссель будет ничей.

Посреди всей этой катавасии затесались еще и немцы. Правда, их мало, около 1 % населения, но это еще ничего не значит: немецкий язык в Бельгии считается официальным не меньше, чем французский или фламандский. А сами немцы хоть и входят в состав Валлонии, но некоторую самостоятельность тоже имеют. И хотя бы они ни на какую дискриминацию не жалуются. А может, и жалуются - просто очень тихо.

Столица на уик-энд
Брюссель - идеальное место для романтической поездки на уик-энд: он не просто красив, он великолепен. При этом город достаточно мал (обойти его можно пешком) и в то же время достаточно велик, чтобы не быть по три раза обследованным за день. Впрочем, если изучать Брюссель тщательно, то для него, боюсь, и недели не хватит.

Сердце бельгийской столицы расположено там же, где и у всех прочих городов Европы, - на главной площади, которая называется просто - Гран-Пляс, то есть Большая площадь. Кстати, она не так уж и велика. Да на нашей Красной таких Больших можно было бы разместить штук шесть, не меньше! Но опять же дело не в размерах. Сами брюссельцы утверждают, что их Большая площадь - самая красивая в мире. Не знаю, какова единица измерения степени красоты площадей (насчет самой красивой в мире я бы утверждать поостереглась), но то, что Гран-Пляс одна из прекраснейших на свете, - совершенно точно. Впрочем, ее наверняка хоть раз видели все люди земли: ведь именно на ней каждый август из разноцветных бегоний выкладывают гигантский ковер, о чем миру непременно сообщают по телевизору. И оно того стоит: старинная площадь с изумительным цветочным покрывалом - что может быть достойнее репортажа по ТВ?

А самое главное, что есть на Большой площади, - высоченная ратуша, увенчанная гигантским флюгером в виде архангела Михаила, побеждающего дракона. Ратуша хоть и хороша собой, однако выглядит немного странно, ибо ее башня торчит не из середины фасада здания, что было бы логично, а несколько сбоку. Существует даже легенда о том, что архитектор, когда увидел, какая ерунда у него вышла, забрался на ту самую башню и сиганул с нее вниз - типа так сильно огорчился. Впрочем, серьезные люди утверждают, что ничего такого не было, а башня выросла не там где надо просто потому, что ратушу строили в три этапа, и как-то так получилось, что одно крыло оказалось несколько длиннее второго. А архитектор вообще никуда не прыгал, жил себе спокойно до глубокой старости, продолжая строить разные другие башни.

Ратуша в качестве общественного здания благополучно функционирует до сих пор. Время от времени из ее дверей выходит бургомистр - не с какой-то там торжественной целью, а так, прогуляться, себя показать, на людей посмотреть. Говорят, не узнать его невозможно: во-первых, потому что он является людям, надев все свои регалии градоначальника, а во-вторых, потому что мало у кого есть еще такой большой живот (бургомистр вроде бы необыкновенно сильно любит пиво, и в результате этого глубокого чувства он в конце концов и стал мужчиной выдающегося телосложения). И вот выходит он на главную площадь, в руке - кружка пива, через плечо - лента, вид приветливый, и вступает в разговоры с прохожими, дабы узнать, всем ли довольны люди, нет ли у кого жалоб. Прямо не бургомистр, а Гарун аль-Рашид какой-то. Что самое обидное, лично я ничего такого не видела. Правда, когда местные узнавали, что на их большой площади я так ни разу и не встретила бургомистра, они все очень удивлялись: мол, как же так не встретила, он же все время там.

В общем, с бургомистром мне не повезло. Хотя, с другой стороны, зачем мне бургомистр? Какие у меня могут быть жалобы? То есть вообще-то их у меня много, но все они ни в коем случае не на город. Брюссель, по-моему, совершенно безупречен.

Писающий пижон
Прямо напротив ратуши стоит, наверное, самое удивительное здание площади - все такое ажурное, видимо, ужасно древнее. На самом деле это как бы готическое здание - самое юное на Гран-Пляс: его построили всего-то около 100 лет назад. И сделали это так здорово, что с тех пор к вычурному дому прилипло название "Дом короля". Ну, в смысле, оно такое красивое, что в нем не постеснялся бы поселиться и король. Правда, коронованная особа тут никогда не жила и сейчас не живет. В настоящее время здесь находится музей города Брюсселя, хотя Брюссель и сам весь как музей.

А вот те дивные дома, что стоят вокруг, настоящие, старинные, гильдейские. Гильдии в Брюсселе были богатые, и свои дома они старались строить такими, чтобы другие гильдии немедленно поумирали от зависти. В результате при желании мы могли бы часами изучать эти здания практически под микроскопом - гильдии прошлого не пожалели на них ни времени, ни денег, ни фантазии. Вот, например, Дом пекарей, оснащенный шестью фигурами, наверняка аллегорическими. Но теперь это большого значения не имеет, впрочем, одна из статуй уж точно символизирует хлеб: пекари все же строили. Дом лучников украшен золотым фениксом, Дом корабельщиков имеет фасад, представляющий собой корму парусника, к Дому галантерейщиков почему-то приделана статуя святого Николая, а в Доме пивоваров (здесь расположен музей самого, наверное, интересного бельгийского продукта) и сегодня варят пиво, правда, уже в целях развлечения туристов.

А еще тут есть Дом-лебедь, названный так в честь взирающей с фасада на мир птицы довольно крупных размеров. Когда-то здесь была гильдия мясников (странно - неужели они рассматривали прекрасных лебедей как объект мясной промышленности?), ну а потом тут какое-то время жил Карл Маркс. Чтобы далеко не ходить, классик любил обедать в расположенном в том же доме ресторане. И так все у него замечательно продолжалось, пока власти не спохватились и не попросили Маркса куда-нибудь уехать. Он и уехал, а ресторан и сейчас на месте, так что каждый желающий может отведать там чего-нибудь бельгийского и почувствовать себя автором "Капитала".

А вот с балкона вполне симпатичного Дома-звезды городской прокурор когда-то наблюдал за исполнением приговоров, так что место это было не слишком веселым. Тем более что неподалеку отсюда когда-то убили некоего национального героя, который, как довольно туманно сообщают гиды, боролся за права родного города. За что именно он ратовал, так и осталось невыясненным, но, видимо, права эти горожанам были нужны позарез. А раз так, то благодарная память о павшем герое и сейчас стучит в сердца брюссельцев: на стене здания в честь него установлен барельеф, представляющий собой того самого павшего героя и его верную собачку, как живую. Если последнюю потрогать - будет счастье. В результате песик отполирован до неземного сияния, да и сам герой отчасти тоже: правда, насчет него точных примет не существует, но на всякий случай народ поглаживает и его.

Как известно, символ Брюсселя - знаменитый писающий мальчик. И именно он оказывается единственным местным разочарованием: мальчик скандально мал, к тому же обнесен решеткой (спереть такую мелочь - как нечего делать, к тому же если все будут за него хвататься, то он в конце концов воссияет, как собачка павшего героя).

На решетке висит расписание, сообщающее всем заинтересованным лицам, когда и во что именно будет одет этот паршивец: у писающего мальчика нарядов как грязи, и самые прекрасные из них (в количестве около тысячи штук) хранятся в музее города Брюсселя.

Петр в кустах
Старый центр Брюсселя хорош тем, что здесь куда не сунешься, непременно наткнешься на что-то замечательное. Пара шагов от писающего мальчика - и вот вам, пожалуйста, церковь Нотр-Дам-де-ля-Шапель: мало того, что она самая старая в Брюсселе, ибо возведена в XI веке, так в ней еще и похоронен сам Питер Брейгель Старший, в свое время живший неподалеку. Крошечный парк Пти-Саблон обнесен изгородью, на столбах которой стоят маленькие бронзовые фигурки - средневековые ремесленники, представленные нам в количестве 48 разновидностей. Из общей картины славного небольшого городка несколько выбивается разве что Дворец правосудия - здание настолько гигантское, что это даже нелепо и противоречит здравому смыслу. И правда, зачем небольшой законопослушной стране здание, своими размерами переплюнувшее ватиканский собор Святого Петра? Говорят, архитектор в качестве образца для дворца взял древнеегипетские храмы. Оно и видно.

Зато с холма, на котором стоит монстр правосудия, открывается отличный вид на весь город. Именно отсюда можно полюбоваться знаменитым Атомиумом - ближе к этой супермодели кристаллической решетки железа подходить смысла нет: произведения такого рода почему-то издалека смотрятся куда привлекательнее, чем вблизи. И чем они есть на самом деле.

Еще буквально несколько шагов - и вот вам королевский дворец, милый, но ничего особенного. Зато рядом с ним есть парк Варанд, приятный тем, что в его пышных кустах таится любовно выполненный памятник нашему Петру I - царь в Брюсселе бывал и, похоже, развлекался настолько пышно, что местные жители до сих пор находятся под впечатлением.

Маленький Брюссель под завязку забит музеями. А те в свою очередь под завязку забиты всякими сокровищами. Особенно это относится к Королевскому музею изящных искусств, чьи залы буквально ломятся от Мемлинга, Давида, разных Брейгелей, Йорданса, Рубенса и прочих арт-деятелей, обладание хотя бы одной картиной которых способно составить счастье любого уважающего себя музея.

Для утонченных ценителей модерна Брюссель - настоящий пир духа и рай на земле. На самом деле по зданиям в стиле ар-нуво проходят отдельные экскурсии, и это правильно: модерна здесь много, а подробное рассматривание череды причудливых зданий с их затейливыми решетками, перилами и лестницами отнимает столько времени, что ни на что другое сил уже не хватает.

Чукчи Европы
Впрочем, Брюссель очень добр к тем, кто обессилел в процессе осматривания города. Сколько кафе, сколько ресторанов, сколько вкусного - с ума сойти можно!

Самая главная бельгийская еда - картофель фри, мидии, приготовленные пятью миллионами разных способов, а на десерт - гофры (такие специальные вафли с мороженым, взбитыми сливками, фруктами и вообще с чем хотите). Те, кто ни на секунду не желает отвлекаться от процесса осмотра брюссельских красот, могут купить кулечек с картошкой или ту же вафлю. Для них же чуть ли не на каждом углу - тележка, с которой продают вареных улиток-эскарго: три евро за десять штук. Обед - не обед, но вполне полноценный перекус. Этим, конечно, местная еда не исчерпывается. Главное здесь - бельгийский вариант украинского сала и борща или английской фиш энд чипс. Соседи-французы за такие кулинарные пристрастия над бельгийцами посмеиваются и обзывают их фритами (в честь картошки фри), но последним на то наплевать, тем более что в их кухне полным-полно блюд гораздо более изощренных, чем скромные мидии. Взять хоть угря, приготовленного с травами, - это же не еда, а песня или даже поэма!

А вообще Бельгия для французов почему-то стала самым главным объектом насмешек, так что те анекдоты, которые у нас рассказывают о чукчах, во французском варианте повествуют о бельгийцах. Что не совсем понятно: на самом деле у нас мало кто (кроме Абрамовича) когда-нибудь видел живого чукчу, поэтому про него мы можем напридумывать все что угодно. Но бельгийцев-то французы знают прекрасно, и ничего особо смешного или нелепого в этом народе лично я не вижу.

Возможно, над бельгийцами французы смеются из зависти, потому как последние не умеют делать пиво. Вино - да; бельгийское вино французскому аналогу и в подметки не годится. Зато бельгийское пиво - оно такое, что его готовы пить даже те, кто в принципе хмельной напиток на дух не переносит.

Пивные реки, шоколадные берега
Сколько в Бельгии разновидностей пива - никому, наверное, не известно. Их точно больше 400 сортов (по другим сведениям вообще 500), так что, если задаться целью перепробовать их все, нужно положить на это очень большой кусок своей жизни.

Бельгийцы говорят, что у них такое потрясающее пиво в основном потому, что исключительно на территории их страны живет некая замечательная бактерия. Причем обитает она только на старых черепичных крышах, откуда постоянно падает в ждущий ее пивной полуфабрикат. Маленькая бедная бактерия в пиве, конечно, тонет, но ее смерть способствует процессу естественной ферментации. Ну а то, что происходит с пенным напитком дальше, зависит только от фантазии производителей.

Пиво в Бельгии настолько разное, что даже странно, как все эти непохожие друг на друга напитки могут называться одним словом. Ну что может быть общего у плотных, темных, крепких траппистских монастырских сортов, бьющих в голову посильнее, чем шампанское, с легким вишневым, клубничным или даже банановым напитком, выглядящим так невинно, что впору предлагать его даже младенцам (на самом деле так поступать, конечно, не надо)? Ничего между ними общего нет, кроме названия их родового имени - "пиво". Ну а еще того, что хоть они такие разные, и то, и другое, и третье по-своему прекрасно и неповторимо. В общем, Бельгия - страна, по которой уместно отправляться в пивной тур. Причем, что приятно, во вре""мя такого путешествия даже не придется особо много перемещаться, ведь большинство лучших сортов пива можно попробовать, не выходя за пределы главной городской площади Брюсселя, в одном из десятков кафе и ресторанов, окружающих ратушу по периметру.

В одном из таких кафе мне попалось пиво с шоколадным вкусом. Если воспринимать его как пиво, то оно довольно странное, а если думать о нем как о некоем шоколадном напитке, то вполне ничего себе вещица. Впрочем, в Брюсселе не стоит ограничивать себя шоколадными суррогатами. Все-таки Бельгия - это еще и страна шоколада, о чем свидетельствуют мириады шоколадных магазинчиков, больше похожих на музеи. Из шоколада здесь готовы изваять буквально все - от макета ратуши до писающего мальчика как в натуральную величину, так и раз в пять больше. А пару лет назад здесь сделали шоколадного динозавра весом в четыре с половиной тонны! Жаль только, что ничто шоколадное не вечно. Непременно съедят и динозавра, и писающего мальчика, и ратушу...

Бельгия распадается на части: фламандцы устали жить бок о бок с валлонами. Это и неудивительно: ведь долгие годы Фландрию, где говорят на нидерландском языке, и франкоязычную Валлонию объединяет только монархия. Экономическое положение регионов не дает им забыть об этнических и культурных противоречиях.

Бельгия представляет собой, по сути, не совсем естественное образование. Оно составлено из абсолютно разных частей, у которых никогда не было ничего общего - ни языка, ни культуры, ни экономики. Нидерландцы и французы старались ужиться больше века. Но давалось им это с трудом. Фландрия, которая долгое время находилась на положении бедного родственника, была отсталым крестьянским регионом. Выживала она во многом за счет дотаций Валлонии, где развивалась промышленность. Фламандский регион был своеобразным огородом, сельскохозяйственным придатком Валлонии, где в 19 веке развернулась промышленная революция. Именно в Валлонии добывали уголь, производили сталь, строили железные дороги. В политической и культурной жизни тоже было ощутимо превосходство развитого франкоязычного региона.

Такая ситуация сохранялась до 60-х годов прошлого века, когда Фландрия резко шагнула вперед и выбилась на позиции экономического фарватера. Теперь в роли отстающего региона оказалась уже Валлония, говорит руководитель Центра французских исследований Института Европы РАН Юрий Рубинский:

"После Второй мировой войны Фландрия совершила рывок. Развитие Фландрии привело к тому, что она стала богаче, чем традиционно доминировавшая Валлония. И теперь уже не валлоны считали фламандцев нахлебниками, а наоборот. Фламандцы говорят: именно они - экономическое сердце и будущее страны. В результате фламандцы и валлоны до того разошлись, что одни и те же партии есть фламандские, есть валлонские. Самая сложная проблема - это Брюссель, где разные районы принадлежат фламандцам и валлонам. И управлять этим городом довольно трудно".

Но двумя регионами управляет один монарх - возможно, именно корона до сих пор удерживает страну от распада. Заметную роль в этом сыграл король Альберт Второй, который на протяжении многих лет, вплоть до своего отречения, выступал в роли арбитра. Но после того, как экономическая ситуация изменилась, делать это стало все сложнее. Ведь в политической и культурной жизни продолжает править бал Валлония, которая, по мнению фламандцев, больше не имеет на это оснований. Такое положение дел вновь обнажило давние противоречия. Во Фландрии необычайную популярность приобрели праворадикальные националистические течения, которые выдвигают сепаратистскую и антиэмигрантскую программу.

Впрочем, если Фландрия ждет от собственной независимости начала новой жизни - как политической, так и экономической, то для Бельгии это вполне может стать смертельным ударом. Валлония вряд ли сможет продолжить свое существование в качестве полноценного государства, считает доцент кафедры европейской интеграции МГИМО Александр Тэвдой-Бурмули:

"Сама Фландрия не планирует присоединяться ни к какой другой стране, если она отделится. Но непонятно, что будет с Валлонией, которая никогда не была самодостаточным образованием. Если во Фландрии есть национализм, то в Валлонии практически нет. И поэтому можно предположить, что если Бельгия развалится, Валлония притянется к какой-нибудь стране, в первую очередь, здесь можно говорить о Франции".

Независимость одного региона Бельгии может повлечь за собой реконфигурацию всего европейского пространства. Но вряд ли кто-то в Европе, кроме Фландрии, конечно, хочет таких перемен. Поэтому, скорее всего, от распада страну будут удерживать все, кто может повлиять на эту ситуацию. Отрекаясь от престола, Альберт Второй призвал подданных к единству. Его сын Филипп, новый король, обещал продолжить дело отца и сохранить Бельгию как единое государство. Удастся ли?